|
|||
1.4. Новые времена и новые горизонты, большие дела Л.А. был широк в своем видении мира, в своем знании и понимании людей. Был добр и щедр, по-русски приветлив, прост в общении, но сдержан, не допускал никакого панибратства. При этом никогда не старался выделиться, не изображал из себя избранного человека, «небожителя». Этого не позволяли ни его ум, ни воспитание, ни его старинные корни. «В России во все времена, чем «древнее» была кровь и глубже семейные традиции, тем проще и доступнее были люди», - говорила Ксения Павловна, мать Л.А. Мелентьевых, по ее словам, отличали доброжелательность и нежелание помнить обиды. Стремление к передаче от поколения к поколению не столько материальных, сколько культурных и нравственных ценностей. При этом рачительность, но не жадность и не накопительство. Законопослушность, но и умение обойти нелепые запреты. Предприимчивость и сметка, порой даже авантюрность, но никогда они не шли на сделки с совестью. Скромность, достоинство, страдания от совершенных ошибок или неправильности содеянного. Все мужчины нашего рода прошли «государеву» военную службу. Поскольку происхождением они были из Ярославской губернии, то в большинстве своем служили в знаменитом петровском лейб-гвардии Преображенском полку. Начинали «простыми» солдатами (именно поэтому слово «простые», как уже говорилось, не из нашего лексикона), заканчивая многолетнюю службу уже офицерами. Но некоторые служили и на флоте, также, начиная «простыми» матросами, становились потом морскими офицерами. «Науку побеждать» осваивали во множестве сражений. В обычной жизни, на службе и поле битвы умели брать на себя ответственность. Успехов добивались высочайшей требовательностью к себе и к людям. И трудно поэтому бывало их сослуживцам и коллегам, а позже – ученикам, студентам, аспирантам, в семейной жизни – их женам и детям. Не все и не всегда оказывались готовыми к подобным напряжениям и «жертвам»! Их общим свойством было нежелание прятаться за спины других людей и неприятие «семейственности». «Чужим» помочь гораздо легче, чем своим. Вспоминается факт и из моей биографии, связанный с Л.А. и моим выбором жизненного пути. В школе учился я неплохо, лишь чуточку не дотянув до серебряной медали. После окончания школы под обаянием обожаемого дядюшки решил следовать по его стопам и поступать в Инженерно-экономический институт. Но чтобы полностью не копировать его путь жизни – не на энергофак, а на машиностроительный. На вступительных экзаменах, хотя конкурс был колоссальный, набрал 24 из 25 баллов. Учусь – все отлично, и нравится, и профессора в ЛИЭИ один ярче и интересней другого. Прихожу на экзамены, беру билет. «Как фамилия?» - спрашивает преподаватель, делая соответствующую пометку в ведомости. Отвечаю. «А вы не родственник Л.А.?» Говорю правду, как с детства учили. Ставят пятерку! «За что, - думаю, выходя из аудитории. – Может все же «по семейному» признаку. Решил уходить, чтобы проверить себя в условиях, так скажем, «чистого» эксперимента. И хотя никакой особой «любви» к аэрокосмической деятельности в те годы я не испытывал, подал документы в авиаприборостроительный институт на радиотехнический факультет. Благо, что тогда в ЛИАПе объявили «спецнабор»: Хрущев своим «волевым» решением приказал пустить советские самолеты под пресс, а армии переходить на ракеты. Как сейчас помню. Отец в командировке на строительстве Новосибирской ГЭС. Иду к Л.А., рассказываю ему по честному «подоплеку» этого моего поступка. Не забуду его реакции – ни уговоров, ни сожалений: «Ну, что же! Ты принял решение! Действуй!». Увы, после отъезда Л.А. в Сибирь, виделись мы не столь часто, как хотелось и нам всем, и ему самому. Порой о его делах и жизни его узнавали «окольными путями» - через прессу и телевидение. Открываем утром газету «Известия»: «Важное сообщение: «Премьер-министр СССР А.И. Микоян направляется с государственным визитом в Японию!». И далее – список членов делегации, среди которых и имя директора СЭИ академика Л.А. Мелентьева. В те 1960-е годы высочайший уровень деловых качеств главы советской делегации как дипломата и политика был известен в мире, что называется, всем и каждому. Все знали, что «полюбовный» выход из кубинского ядерного конфликта и снятие угрозы 3-й Мировой войны «дело рук» Микояна! Также все понимали, что снятие конфронтации на «японском направлении» одна из приоритетных задач нашей страны, не менее значимая, чем проблема военно-политического противоборства с США. Так что подбор «команды» Микояна, конечно же, был неслучаен. И включение в ее состав академика Л.А. Мелентьева являлось подтверждением его авторитета не только как ученого, но и как общественного деятеля государственного масштаба. Или другое сообщение, также набранное самым крупным шрифтом на первых полосах центральных и ленинградских газет: «Торжества по поводу ввода в строй Братской ГЭС!». А ниже в описании подробностей «мероприятия» видим: Л.А. член Государственной комиссии по приемке «гиганта отечественной энергетики»! Или еще: Л.А. - Председатель правительственной комиссии по приемке – сдаче еще одной гигантской новостройки - Нурекской ГЭС! Правда, Ксения Павловна, мама Л.А., читая подобные известия, лишь волновалась. Понимала, что все это не «действо» для прессы, не «генеральская» должность, а очередная тяжелая работа ее сына! «Вашему мальчику при его большом росте с возрастом не будет хватать сердца!», - постоянно повторяла она слова их семейного доктора, лечившего еще академика М.С. Воронина, следившего и за здоровьем ее детей. Помню, как Л.А на все эти «треволнения» матери лишь отшучивался: «Опять ты «квохтаешь»! Опять «полыхаешь»! Успокойся, - следующий год у меня будет проще!». К чинам и почестям Л.А. относился спокойно. Цитировал Грибоедова: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться!». И добавлял, что наша Академия, например, в долгу перед великим Менделеевым, не удостоившей его чести стать ее членом! Вспоминал и о том, как в 1937-м году «брали» Ленэнерго, где он начинал работать молодым инженером. Говорил с грустью, что никакие официально признанные заслуги старших его товарищей, увы, не смогли уберечь их от репрессий. Жил он тогда в самом центре города в огромной коммунальной квартире на улице С. Перовской. Соседей было человек тридцать, а, может быть, и сорок. Как своеобразный штрих картины «быта» той эпохи, отмечу факт, который важен для понимания всего происшедшего тогда с Л.А. Всем и каждому в этой его «коммуналке» полагалось иметь собственный электросчетчик. Так что все пространство стен их старинного дома было буквально испещрено - «разлиновано» десятками километров наружной тогда проводки на белых фарфоровых изоляторах, прибиваемой гвоздями к остаткам былой лепнины. По этой же причине в каждой комнате, в кухне, в общей ванной комнате и даже в туалете «громоздились» десятки «индивидуальных» лампочек, розеток и выключателей. Число их точно соответствовало числу «ответственных» квартиросъемщиков! И вот однажды темной февральской ночью 1937 года в самый разгар борьбы с «врагами народа» раздался звонок и в комнату к Льву Александровичу. Долгий, требовательный, непрерывный! Все знали, что «они» всегда приходят ночью. Л.А., помнил, как это было с отцом, как также по ночам исчезли совсем недавно соседи по нашей квартире на Петра Лаврова, как были арестованы его коллеги по Ленэнерго. Л.А., как и отец его, как и другие его знакомые и близкие люди, не знал за собой никакой особой «вины» перед коммунистическим режимом. Но… Звонок в его комнате звонит громко, начальственно, не умолкая. По длинному, казавшемуся бесконечным коридору (я бывал в этой его квартире, но уже в послевоенные годы) Л.А. направляется к входной двери. И что же? На лестничной площадке никого! Как оказалось, "просто" закоротилась - замкнула его часть общей «коммунальной» проводки. Это «просто» понятно и объяснимо сегодня! Но для переживших то время подобные события не уходили из памяти, «застревая» в ней на десятилетия! Так что работал Л.А. не за чины и звания. Положенными ему по «статусу» привилегиями старался не пользоваться. За железнодорожными билетами или на самолет становился в хвост общей длинной очереди. Помню, как на небольшом полустанке в Тверской области мы долго с ним поджидали, не выкинут ли и на нашу «долю» лишнего билетика на проходящий пассажирский поезд. Вспоминаю рассказ Л.А. и о том, что о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда он узнал случайно, купив газету в киоске на железнодорожной станции Малая Вишера, когда ехал в те края в отпуск - на охоту. Там, на родине Веры Ивановны, они бывали часто. Жили в маленькой деревеньке Новое Почвино, расположенной неподалеку от знаменитой репинской Академической дачи. Однажды и мне довелось побывать у них «в гостях» – там была неплохая вальдшнепиная охота. Помню, как в те дни, вернее, вечера, в дом к ним деликатно стучались разные деревенские люди, каким-то чудесным образом узнававшие о приезде Л.А. и о том, что он был депутатом, избирался в различные представительные государственные органы. Приходили, конечно же, со своими - «личными» проблемами. Верный правилу никакие «свои» дела не откладывать в долгий ящик, Л.А. сразу же усаживал очередного «гостя» за стол. И тут же, за чаем они принимались за сочинение каких-то важных «просительных» бумаг. Иногда, внимательно выслушав посетителя, Л.А. помечал что-то в своей записной книжке необыкновенным своим неразборчивым почерком, обещая куда-то кому-то позвонить, и постараться как-то помочь. Но уже из Москвы! Зная его принципы, уверен, что все обещанное, как мог и что мог, он, конечно же, выполнял. Бывали и не личные, а, так скажем, нравственные просьбы. И как пример необычных таких обращений к Л.А., в памяти всплывают другие места, тоже связанные с охотничьими пристрастиями Л.А., и один, и в самом деле, исключительный случай. Осьминский район, деревня Липа. Пришедшие к Л.А. «просители» пришли с совсем уж необыкновенной просьбой. В небольшую их деревеньку вернулся бывший полицай, в годы оккупации Ленинградской области служивший немцам, отсидевший положенный ему по закону немалый срок, но все-таки решившийся возвратиться в свои родные места. Выстроил крепкий добротный дом – пятистенок. Правда, видимо, осознавая глубину своей розни с людьми – с «обществом», сделал это на отшибе – на самом краю деревни. Что делать - возмущался местный народ? Трудную задачу предстояло тогда решить депутату и академику Льву Александровичу Мелентьеву. Непросто было объяснить людям, жаждущим отмщения за годы военных страданий и унижений, что все в этом «их» случае исполнено по закону, и что помочь им тут никто уж не сможет. Человек этот действительно был преступником, но он наказан. И теперь он полностью «свободен» во всех этих своих действиях! Не единожды потом проезжали мы с Л.А. мимо этого одинокого, отдельно стоящего на пустом косогоре дома. И всякий раз, завидев его издалека, не сговариваясь, прекращали беседу. Молчали, размышляя о неумирающих высоких нравственных принципах русского народа и о судьбе этого непридуманного, а действительного «врага народа» и изменника. О страшном одиночестве этого дома и этого человека, исполнившего решение суда, но не избегшего презрения людского приговора. Кару за свои ошибки, за преступления своей молодости ему предстояло нести всю его оставшуюся жизнь! Чтобы снизить высоту этого рассказа, приведу и забавный эпизод из жизни Л.А., связанный, так скажем, с неудачными «деловыми» его контактами с «простым» народом. Дело происходило в конце 1940-х годов. История эта также разворачивалась на фоне охотничьих увлечений Л.А., когда он приобрел первую свою машину «Москвич-401» - отечественный автомобиль, изготовленный на базе модели завода «Опель», перемещенного в СССР по репарациям из Германии. И вот тогда-то, вместе со своим хорошим приятелем, замечательным детским писателем Сергеем Сергеевичем Писаревым - также заядлым охотником, собачником, прекрасным фотографом, ярким и интересным человеком они решили отправиться на новом своем «авто» из Ленинграда на Белое море. С.С., инициатор этой поездки, в то время был увлечен Карелией и Беломорским краем – всеми теми местами, которые потом он описал в своей замечательной книге «Повесть о Манко смелом». Рассказы Л.А. об этом отчаянном их путешествии, об странствиях в краю непуганых птиц, дикого зверя и дремучих лесов «тянут» на отдельную книгу. Тогда, в первые послевоенные годы, как, впрочем, и поныне, в Карелии не только автомобильных, но даже и проселочных дорог толком не существовало. Но все же «глобальная» схема передвижения по всей этой «ненаселенке» была продумана ими неплохо. Где-то «Москвич» грузили на платформу узкоколейной железной дороги, проложенной для заготовки и вывозки леса, где-то выручали буксирные пароходы и паромные переправы. Тракторов в тех краях еще не видали. Так что, если «Москвич» застревал на бездорожье или увязал в болоте (а это случалось почти ежедневно), вытаскивали его с помощью жердей, колов и… автомобильного домкрата. Иногда, если это не помогало, подолгу бродили в поисках деревень, чтобы выпросить лошадь. Причем не одну, - зачастую для вызволения «Москвича» из трясины их запрягали в пару! В итоге весь задуманный ими маршрут – до Белого моря туда и обратно - был пройден! Так что и в «малом» своем «деле» Л.А. оставался верен своим принципам – намеченное исполнять до конца! Эпизод же с «просителями», о котором речь далее, вспоминался участниками «автопробега» со смехом. Заонежье – забытый богом край, леспромхоз, заброшенный за сотни километров от всех «благ» цивилизации ХХ столетия. Раннее утро. Дом, где они ночевали, похож на гигантский многопалубный океанский корабль, его балконы его и наличники окон, украшенные тончайшей карельской резьбой, выглядят удивительно красиво (фотография сохранилась!). Л.А., проснувшийся первым, появляется на крыльце. И что же он видит? Просторная поляна перед воротами дома буквально запружена многочисленным местным народом. Молчание, но все взгляды собравшихся устремлены на него. Люди явно в ожидании от него каких-то действий. «В чем дело, товарищи?», - спрашивает в недоумении Л.А. И тут самый решительный из «публики» подходит к крыльцу и обращается с вопросом: - Вы профессор? - Да, профессор, - отвечает Л.А. - Так, когда же вы, профессор, начнете прием? Когда собираетесь нас осматривать? Оказывается, С.С. Писарев в вечернем своем разговоре с хозяйкой случайно (а, может, и с умыслом?) сказал, что его компаньон – профессор. И вот, решив, что Л.А. - врач, люди собрались к нему для лечения! Надо сказать, что С.С. был замечательным острословом и великим любителем розыгрышей. Умел подшутить не зло и не грубо, но порой, как в данном эпизоде, как говорится, «на грани». Но впрочем, прямых доказательств, что это его «работа», не обнаружилось! И на все упреки Л.А.: «Людей понапрасну с работы сдернули!», - писатель лишь хохотал, всячески открещиваясь от авторства этой «идеи». О внешности Л.А. 100 лет, конечно же, срок немалый, и, как это не трудно себе представить, но многие из нынешних сотрудников СЭИ, увы, просто физически не могли его видеть. Внешность Л.А. имел в буквальном смысле слова выдающуюся, запоминающуюся. Высокий, крупный, рост – 191 см, но при этом поджарый и статный. В шляпе его 62 размера и туфлях 46-47 номера «нормальному» человеку можно было просто «утонуть». Охотничьи его сапоги невозможно было спутать даже при самых поспешных сборах в лес на охоту. Правильные черты лица, крепко посаженная немного откинутая назад голова – в этом доминировал особый балтийский тип русского человека. Но в скулах, в разрезе глаз явно прослеживались монгольские черты, доставшиеся ему, как уже упоминалось, от документально установленных тататарско-половецких его предков. Особенно заметны они были они на детских фотографиях Л.А. И при всем этом рыжевато-золотистый цвет волос. Смешение многих рас и народов! Ксения Павловна рассказывала, как когда-то на детском курорте в Шотландии, они поражались: «Сколько же в Соединенном Королевстве золотоволосых Левушек!». Бывая в Москве по работе или проездом, зачастую на очень короткое время, всегда старались договориться с Л.А. о встрече. Если не получалось дома на Ленинском проспекте, то наше краткое свидание назначали где-нибудь в центре на улице Горького - поблизости от Госплана, ГКНТ или других мест, где он мог быть занят своими делами. Чтобы не тратить его времени, всегда приходил пораньше. И вот - минута в минуту, точно в соответствии с «договоренностью», вижу, - приближается. Чуть ли не за сотню метров, начинает просматриваться его голова, возвышающаяся над вечно спешащей московской толпой. Потом и он, благодаря преимуществам своего роста и комплекции, приветственно улыбаясь, тоже издалека обнаруживает меня, увы, не вышедшего в своего отца и дядюшку ростом. В облике Л.А. было что-то, делавшее его неуловимо похожим на российских «киногероев» и ковбоев из американских вестернов. На актера, исполняющего главную роль в фильме «Великолепная семерка», на великого русского артиста Николая Черкасова, сыгравшего Дон-Кихота и Александра Невского в картине А. Эйзенштейна. Как рассказывал Л.А., в поезде «Красная стрела» его действительно несколько раз принимали за Черкасова - путали! Это может показаться удивительным, но, мне кажется, что самое точное представление о Льве Александровиче - о его внешности и внутреннем, стержневом состоянии его души, можно получить, осмотрев памятник Л.А. на его могиле в Москве на Новодевичьем кладбище. Для этого необходимо миновать знаменитую, когда-то золотую, а нынче «черно-белую» голову великого «волюнтариста» Н.С. Хрущева, влиявшего не только ход истории страны, но, как упоминалось выше, и на род занятий моей жизни. Затем, через небольшие ворота в стене пройти в самый дальний малый монастырский дворик кладбища. Последний, где еще осталось немного места для захоронений самых великих и самых выдающихся деятелей современной России. Какие имена! Какие люди здесь похоронены рядом с Л.А.! Один известнее и значительнее другого! Великий композитор Альфред Шнитке, замечательный художник палешанин Александр Корин. Военный летчик герой Советского Союза Валентина Гризадубова - горжусь, что довелось работать под ее началом. Иван Данилович Черняховский - любимец армии дважды Герой Советского Союза погиб в Восточной Пруссии - осколок пробил ему сердце в боях за Кенигсберг. Командующий 3-м Белорусским фронтом, освобождавший от фашистов Прибалтику, похороненный в Вильно, в 1990-е был «выкинут» литовскими националистами из города, «преподнесенного» им в качестве столицы. Известный всей стране великий военный диктор Совинформюро Юрий Левитан. Полярники - герои Е.К. Федоров и Е.И. Толстиков, под руководством этих замечательных людей мне посчастливилось трудиться! Еще один лишь шаг, и вы увидите скульптурное изображение Л.А. Уверяю Вас, вы непременно выделите его здесь среди множества других запечатленных в бронзе и мраморе фигур! Удачно выбранное соотношение размеров и пропорций постамента и собственно бюста Л.А. Вдохновенный разворот головы, прищур глаз, напряжение плотно сжатых губ, наполненный оптимизмом взгляд - ощущение устремленности вперед, нацеленности на действие. Талантливому мастеру удалось передать исключительность изображаемого человека, показать масштаб его личности, приподнятую торжественность состояния победы жизни над смертью. Имея заботами Веры Ивановны Мелентьевой (1920-1991) постоянный пропуск на Новодевичье кладбище, прихожу сюда иногда рано утром - сразу с петербургского поезда, или, наоборот, вечером - перед отъездом домой, когда вот-вот закроются входные ворота. Разные бывали и бывают в жизни моменты, разное бывает настроение, разной случается быть и погоде. Но всегда, когда я видел эту запечатленную в бронзу фигуру Л.А., грусть и печаль, уныние отлетали куда-то! Скульптор, работавший над изображением Л.А., в жизни с ним никогда не встречался. Однако, свидетельствую, - портретное сходство передано им предельно точно. Быть может, для профессионала такого класса, это не так и сложно. Тем более, что лепил он Л.А., изучив множество его фотографий. Но самая главная заслуга в этом, безусловно, Веры Ивановны, трезвая голова и любящее сердце которой направляли резец скульптора, не давая исказить образ дорогого человека. Помню ее рассказы, как «бились» они, подправляя те или иные его черты, казавшиеся ей непохожими, как искали разворот головы и меняли складки одежды, как создавали они не фотографическую копию, а именно образ этого замечательного человека. <-- Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница --> | |||
|