Содержание

12.03.10

2.11. Заключение: «Если завтра война и если завтра в поход» -
информация от В.А. Жуковского, сына Веры Ивановны Мелентьевой
о том, как происходило научное освоение Сибири

В первом очерке воспоминаний об Л.А. было приведено немало фактов из жизни В.И. Мелентьевой (1917-1994), демонстрирующих ее ум, энергию, обширность знаний, замечательные деловые качества. Во многом она напоминает мне мою собственную мать. Родом В.И., как я догадывался, была тоже из деревни – из «простой» крестьянской семьи. Тот же крепкий народный природный ум, целеустремленность, честолюбие, любовь к домашнему уюту. Трезвое, не книжное знание реалий жизни, умение разбираться в людях. И это не набор дежурных комплиментов, а слова искреннего уважения этой замечательной русской женщиной.

Но моя мама «замыкалась», так скажем, на свою семью. У В.И. круг общения и интересов был обширней, ярче. Окружали ее высокообразованные высокоинтеллектуальные люди - коллеги Л.А., его друзья, знакомые.

Передо мной письмо, написанное Л.А. в Иркутске перед встречей Нового 1961 года с семьей его друга и преемника на посту Председателя Восточно - Сибирского отделения СО АН СССР члена-корреспондента АН СССР Михаила Михайловича Одинцова к сестре и матери в Воронеж. Наполненное теплым чувством и признательностью к В.И., оно рисует не без юмора и атмосферу их семейной жизни, их тогдашний быт и его планы на ближайшие 1, 5 – 2 месяца. Активность и напряженность работы Л.А. потрясают.

«Дорогие мама и Ириша! Это время было много работы, кроме того уезжал в Красноярск. Поэтому не написал раньше. Меня очень волнует мамино здоровье, а также степень ее переживаний по всем явлениям жизни. Очень надеюсь, что оно в отличие от Ленинграда, будет лучше. Все-таки когда же вы приедете ко мне в Иркутск? Это вопрос и к маме и к Ирише!

Мы живем хорошо. У меня, правда, работы много, а Вера компенсирует свой досуг освоением попеременно профессий – портного, портнихи, слесаря водопроводчика, электромонтера, а сейчас и маляра! Все это делается с таким усердием, что я ношу фактически новый костюм, на всех стенах (подчеркнуто Л.А.) горят лампы, к каждому крану идет горячая вода, ванна блестит, а вчера, прошу прощения, я прилип к масляной краске, коей с большим усердием был выкрашен некий деревянный предмет в дальнем конце коридора!!

Сегодня встречаем Новый год у знакомых, а в субботу (6-го) летим оба в Москву, а я 8-го далее в Ленинград до числа 14-15 января. В целом в Москве (не считая поездки  в Новосибирск) будем примерно до 25-го / II-го. Когда Ириша будет в Москве? Не знаете ли Вы, как живет моя дщерь, от которой даже к Новому году нет известий. Судя по этому факту, живет она неплохо!

Крепко Вас всех целую. Ждем писем в Москву. Всех горячо поздравляю с пришедшим новым годом. Ваш Л.».

Яркими и интересными были и первые годы послевоенной жизни Веры Ивановны. Была она в знакомстве и дружбе с такими выдающимися деятелями русской культуры и искусства как замечательный актер и режиссер Михаил Михайлович Яншин, великая цыганка Ляля Черная, знаменитый «человек в футляре» Николай Павлович Хмелев. Небольшая черно-белая фотография этого поистине великого советского артиста, сколько помню, украшала стену комнаты, в которой я располагался, останавливаясь у них на Ленинском.

Хочу сказать и о доверительности наших отношений, несмотря на то, что в первые мои приезды в Москву я для В.И. был «человеком Екатерины Александровны Мелентьевой». Однако, несмотря и вопреки тому, наши отношения сложились. И оставались они доброжелательными, и даже более скажу, душевными, и после смерти Л.А.

Запомнились мне наши долгие родственные разговоры на кухне в их доме на Ленинском 13 о жизни, об искусстве, книгах, об общности и различиях литературных пристрастий, о моей семье и здоровье детей. Наконец, и о моей науке. К ее толковым и весьма полезным комментариям научной моей активности, к ее советам по планированию жизни я всегда прислушивался с большим вниманием.

Помню и нашу поездку к ней на родину в Калининскую область, когда случился у Л.А. очередной сердечный приступ. Уверен, что удалось спасти его тогда лишь благодаря знаниям медицины В.И. и специально ею подготовленной аптечке, напичканной на такой «походный» крайний случай множеством шприцов и сотнями таблеток, заумные названия которых Л.А. так никогда и не запомнил.

Приведу отрывок из письма В.И. к Ирине Александровне, сестре Л.А., о хлопотах по памятнику Л.А. «Скульптор с дочерью были на кладбище (она архитектор и уже сделала много памятников). Он критиковал эту часть кладбища за голые места, но наше место он считает приятным. Левин вид ему понравился, сказал, что он похож на Станиславского (а, ведь, и, правда, что значит глаз художника, теперь и я вижу это сходство – ВВМ). Предложил недели через две дать несколько эскизов для обсуждения. Посмотрю. То, что ты прислала (напомню, что И.А. заслуженный архитектор России) – это почти повторяет надгробие Таирова, да и низко. Зимой все будет в снегу. Я посылала тебе свои каракули (на самом деле наброски и эскизы В.И. были сделаны весьма профессионально, и вошли в окончательную композицию памятника, она мне их показывала тоже - ВВМ). Думаю, надо делать что-то иное. Живу на пределе, давление, боли в сердце. Тормошит врач - надо делать всякие обследования. А времени не хватает. Дождь, туман – настроение сродни погоде. Надо жить проще. Наверное, я слишком требовательна и сурова. Но изменить себя не просто, и зачем? Успеть бы завершить необходимое. Зимой надо сдать основные дела в архив. Будут ли они там сохраннее? А куда иначе? Вот и опять вопросы. Грустно очень!».

Доставалось в том письме от В.И. не только Ирине Александровне, родной и любимой сестре Л.А., но и редакторам «зеленой» книги, включая и ее соавтора. И все же, и по прошествии многих лет эта книга, написанная В.И. совместно с профессором Л.С. Хрилевым и предваряемая емкой мудрой статьей Президента Академии наук СССР академика Анатолия Петровича Александрова, содержащей высокую оценку деятельности Л.А., выглядит весьма солидно. В ней можно найти много интересных сведений и о самой В.И. Помню, после выхода в свет «зеленой» книги, я ей написал письмо. Поблагодарил за труд и заботу о сохранении памяти о Л.А., заметив, что был бы счастлив, если хоть одна из моих жен сумела бы так разобраться во мне, как это сделала она, описывая особенности характера своего мужа.

Но мне хотелось что-то и еще добавить об этой яркой и необычной женщине, с которой Л.А. прожил жизнь счастливую и долгую - вместе они пробыли около тридцати лет! Поэтому я обратился с просьбой к сыну В.И. от первого брака - Владимиру Абрамовичу Жуковскому. С ним и милым его семейством нас связывают дружеские и уважительные отношения.

В ответ я получил письмо, которое привожу здесь полностью. Помимо дат и некоторых фактов из биографии В.И., в нем есть информация, которая, мне кажется, должна быть интересна для молодых ученых СЭИ, о том, каким «оригинальным» образом происходило продвижение нашей науки на восток страны. По меньшей мере, любопытны сведения В.А. о том, как совершалось «покорение Сибири» в послевоенные десятилетия, когда «холодная война» стучалась в двери всех и каждого. Когда великое противостояние двух сверхдержав вполне могло перерасти в «горячую» войну, когда «обмен ядерными ударами» по столицам и главным интеллектуальным мозговым и промышленным центрам обеих стран был вполне реален.

«Володя, привет! Личные документы и почту мама завещала не трогать до 2015 года. Что касается биографических сведений, то они достаточно скудные. Родилась в 1917 году, в г. Верхний Волочок. Возможно, отец был репрессирован или погиб вскоре после революции. Мать ее, мою бабушку, я помню смутно, она очень рано (в 55 ? лет) умерла, живя в Москве с нами. В.И. окончила школу в 1934 (?) году и поступила в Теплотехнический техникум в Москве. Окончила его в 1938 (?) В том же 1938 вышла замуж. В 1939 родился сын - то бишь я. Во время войны с 1941 по середину (?) 1942 была со мной в эвакуации, потом снова вернулась в Москву. В течение многих лет работала в Министерстве Энергетики.

Первое «официальное» знакомство с Л.А. состоялось в 1954 г. В Ленинграде, по-видимому, на каком-то из теплотехнических «мероприятий». В 1955 после Всесоюзной конференции ВНИТОЭ, где В.И. делала доклад, Л.А. пригласил ее в поездку на Карельский перешеек. В том же году оформила развод с мужем. Ну, а дальше все более или мене подробно описано в книге В.И. о Л.А.

Кстати, кандидатуру Л.А. для работы в Иркутске предложил акад. Христианович, с дочерью которого я хорошо знаком. Недавно она мне рассказала, как эти трое тогда относительно молодых академиков - Христианович, Лаврентьев и Соболев, «расслабляясь» по субботам на одной из недавно построенных мозжинских дач, обсуждали вероятность войны с США и атомный удар по Москве. И Христианович, почти в шутку, предложил развернуть работы по созданию научного центра где-нибудь в Сибири. Лаврентьев был вхож в высокие круги и там эту идею начал развивать, что и закончилось сначала знаменитой большой статьей в «Правде», а затем Решением ЦК. В это время Лаврентьев был директором ИТМ и ВТ АН СССР, где я проработал почти всю жизнь. Такие вот дела. (Лаврентьев и Соболев были участниками «атомного» проекта, разрабатывали математический аппарат для расчета взрывов, а Христианович - это наш очень крупный «механик»). За фото «Шаттла» спасибо. Очень интересно. В.Ж. 20 февраля 2009 года».

Позволю себе развить тему о вероятности американских атомных ударов по Москве и приведу и свои «данные», подтверждающие, что и в самом деле «проблема» ядерной войны в те годы стояла, как говорится, «на повестке дня».

Меня готовили к войне уже в студенческие годы. Темой моего дипломного проекта была разработка радиолокационного бомбоприцела для ракет. Разобравшись в «специфике» дальнейшей инженерной моей деятельности (замечу, что без помощи со стороны Л.А.), я «перебрался» в ГГО имени А.И. Воейкова в спутниковую метеорологию, где тоже, скажем мягко, «проскальзывала» и военная тематика. А мои сокурсники в большинстве своем так и трудились «на войну» всю жизнь, потратив ее на «сдерживание агрессивных планов потенциального противника».

Но, прежде, чем далее продолжить эту тему, расскажу и о совете, данном мне когда-то Л.А., который я хочу пересказать и молодым ученым, как наставление от первого директора СЭИ.

В начале 1980-х годов я получил предложение от академика Кирилла Яковлевича Кондратьева возглавить лабораторию дистанционных методов в Институте озероведения АН СССР. Пошел, конечно же, советоваться к дядюшке.

 «Ну, что же – сказал Л.А. – Определенный потенциал за тобой я чувствую. Но, в Академии - в особенности, если ты намерен возглавить лабораторию, нужно быть доктором. Так что - расставь приоритеты! В России докторская диссертация дело не формальное. Занимаясь ею, ты начинаешь трудиться не на себя, а нацеливаешься на создание нового направления в науке, о чем, собственно, и говорится в соответствующем пункте положения ВАК. Работая и совершенствуясь в таком ключе, ты сможешь потом многие годы уверенно руководить людьми, которые попадают под твое начало. А с твоей «кандидатской» в 60 лет тебя тотчас же отправят на пенсию, недаром у нее такое «несерьезное» название. А чем ты будешь заниматься, если отнимут твое дело? Как я тебя знаю, без работы и науки на «заслуженном отдыхе» ты не продержишься и пару-тройку лет!».

Я, было пытался защищаться, что мы с К.Я. работаем над книгой «Дистанционная индикация акваторий и водосборов», и многое уже там сделано!

«Книга - это, конечно, хорошо! – парировал Л.А. - Но сначала должна быть диссертация. А книга, если это серьезная, на годы создаваемая книга, будет тобой написана потом, и ее основой станет докторская диссертация!»

Этот совет – как завет академика Льва Александровича Мелентьева я переправляю теперь и дальше своим студентам и аспирантам. Учиться, работать и непременно защищаться, - неважно модно это сейчас, или совсем не модно. И не оглядываться ни в коем случае на деньги, которые нам платят, как и на то, какие господствуют настроения в обществе в данный момент. «Дураки-то вона!», - вспоминайте чаще эту присказку семьи Мелентьевых, когда-то в младенческом возрасте «сгенерированную» дядюшкой - незабвенным моим учителем и наставником.

Работая уже в ИНОЗ АН СССР, в рамках программы «Интеркосмос» - «Внутренние водоемы» я был научным руководителем проекта по созданию метода контроля качества вод озер и крупных водохранилищ со спутника. Работу проводили в тесном взаимодействии со странами СЭВ, и не только на Ладоге и Онеге, но и на озерах Болгарии, Польши и ГДР. Возникла идея о кооперации и с сильным Институтом биологии внутренних вод АН СССР, располагающимся и поныне на Рыбинском водохранилище. Проблема пресных вод всегда была предельно актуальна, а этот институт был образован еще перед Отечественной войной на базе дачи знаменитого революционера «шлиссельбуржца» Морозова в бывшем имении его отца Борок Ярославской области.

Николай Александрович Морозов, проходивший по процессу Веры Фигнер и просидевший в Шлиссельбургской крепости 28 лет, освобожден был от пожизненного заключения первой русской революцией. По образованию был биологом – лимнологом, получив степень доктора наук за результаты гидрохимических исследований, причём с рекомендацией самого Д.И. Менделеева. В советское же время, бросив занятия политикой, заинтересовался проблемой питьевой воды, стал почетным академиком АН СССР. Вначале у него была лишь маленькая лаборатория, выросшая впоследствии в серьезный научно-исследовательский институт.

Так вот, отправившись на поезде с сотрудниками и коллегами из соцстран в экспедицию на Рыбинское водохранилище, мы прибыли на железнодорожную станцию Некоуз, ближайшую к Борку. И вид тамошней платформы нас потряс. Была она прекрасно заасфальтирована, с красивым заборчиком чугунных ограждений и располагалась на высоких бетонных столбах, подобных тем, какие мы видим на остановках электричек в Зеленогорске или Кавголове. Но более всего нас поразило, что платформа такого вида и состояния была единственной на всю Москва - Бутырскую железную дорогу!

Но на том сюрпризы не закончились. Нас усадили в комфортабельный автобус, и по идеально ровному шоссе доставили до места назначения. Странно было лишь то, что асфальт дороги обрывался сразу же за институтскими воротами.

Территория поселка была ограждена высокой и красивой металлической оградой, тянувшейся куда-то вдаль по направлению к Волге. Многочисленные научные корпуса и павильоны, стоявшие среди вековых деревьев, выглядели весьма добротно. Украшенная цветами центральная аллея парка замыкалась белоколонным зданием Дворца культуры – почти аналог мозжинского ДК. Четырехэтажные дома под красной черепичной крышей на фоне борового леса смотрелись по-прибалтийски привлекательно. Отличной оказалась и гостиница. Номера уютные, с прекрасным видом на множество коттеджей, расположившихся среди сосен. Кому-то повезло особенно: их комнаты смотрели на здание дома-музея народовольца - основателя ИБВВ и прежнего хозяина всех этих мест.

На наши восхищения и удивления в дирекции нам рассказали, что Борок - резервный научный центр АН СССР, создававшийся на случай войны с Америкой. Что по архитектуре и инфраструктуре он, в своем роде, «предтеча» академических поселков, возникших позже в различных частях СССР. Возглавлял работы по строительству объектов государственной важности и по спасению «мозгов» выдающихся ученых знаменитый Иван Дмитриевич Папанин, славившийся как «пробивной товарищ» - организатор академической науки. Причем «спасать» здесь собирались, конечно же, не местных гидробиологов и химиков, а представителей более «серьезных» направлений отечественной науки!

Продумали буквально все – запасы пресной воды, резервное энергоснабжение, связь. К сожалению, дорога от Некоуза до Борка так и осталась единственной на всю округу заасфальтированной автомобильной трассой.

Новейшая аппаратура, библиотека. Многоэтажные дома в прибалтийском стиле предназначались для «среднего» научного состава, эвакуируемого сюда в Борок на случай ядерной атаки. Для ведущей профессуры, для академиков, членкоров создавались строения «покруче» - коттеджи. Платформа, так нас поразившая, была построена специально, чтобы «стареньким больным в преклонном возрасте большим ученым» не нужно было наклоняться при посадке-высадке в вагоны поезда! Не позабыли и об этом!

И еще к вопросу о «курьезах» того очень серьезного, на самом деле, времени, о «расслаблениях  академиков», и забавных, и не очень уж забавных совпадениях и случаях, которые всплывают в памяти в связи с письмом В.А. Жуковского.

Постановление об организации СО АН СССР как центра вновь создаваемой системы научных учреждений, сосредотачиваемых в ряде крупнейших городов на востоке нашей страны, насколько мне известно, было принято в начале 1959 года. «Столицей» сибирской науки был выбран Новосибирск, Иркутск же становился центром Восточно-Сибирского филиала.

Так что летом того же года в Ленинград для переговоров с Л.А. с предложением возглавить вновь создаваемый филиал АН и отправился Сергей Алексеевич Христианович – выдающийся ученый, с именем которого связан ряд поистине «прорывных» достижений советской науки и техники. Лауреат трех Сталинских премий академик Христианович отличался не только редким сочетанием талантов математика и физика, механика и инженера, но и искусством убеждения.

Он-то и должен был добиться согласия Л.А. на переезд на озеро Байкал, где для академической науки открывались новые большие горизонты, но требовалась при этом и активная подвижническая деятельность по организации вновь создаваемого филиала. Работы начинались буквально с чистого листа. Отмечу, что до этой встречи они лично не были знакомы - только по работам.

Согласие Л.А. было получено, обговорены все детали его деятельности в Сибири. И, уже прощаясь, Сергей Алексеевич, возглавлявший в те годы и знаменитый ЦАГИ - Центральный аэрогидродинамический институт имени Н. Е. Жуковского, где начинались тогда пионерские исследования по созданию информационных измерительных систем и компьютерных технологий, задает Льву Александровичу еще один вопрос. Последний, который уже не имеет отношения к их переговорам. Но это интересно Христиановичу, поскольку его очередная «идея-фикс» это проблема изучения потенциальных возможностей человеческого интеллекта. Не продолжает ли Л.А. заниматься устными математическими вычислениями, о которых С.А. наслышан еще с 1930-х годов?

Кому-то из читателей, быть может, попадалась информация об уникальном человеке счетчике Павле Мелентьеве - специалисте по быстрым устным вычислениям, логарифмированию, решению дифференциальных уравнений. Умение производить в уме сложнейшие математические расчеты, вплоть до перемножения семизначных чисел, явление редкое и наукой плохо объяснимое.

Профессор Павел Владимирович Мелентьев (1905-1994) перед войной известен был в СССР, наверное, всем и каждому. Студента Ленинградского железнодорожного института, в присутствии тысячи свидетелей в очном поединке победившего великого француза Арраго, мозг которого еще при жизни был приобретен Парижской Академией для всестороннего анализа и изучения, узнавали на улицах! Как только тогда его не называли - «человек-загадка», «непостижимый феномен», «чудо природы». Победой студента «железнодорожника» над выпускником Сорбонны гордился в те годы каждый советский школьник не менее, чем подвигом героев «папанинцев».

Однако позже профессор П.В. Мелентьев исчез из «поля зрения» ученых и журналистов. Причина – 17 сентября 1941 года на девятый день блокады Ленинграда он был арестован НКВД. «Основанием» для заключения было выбитое под пытками признание о «настроениях пораженчества», якобы имевшихся у него при наступлении немцев на Москву и Ленинград! «Вещдоками», доказывавшими, что, «обладая множительным аппаратом и картами местности, он направлял всю свою деятельность по линии вредительства своей Родине», стали «портативная пишущая машинка, членский билет Ленинградского Дома учёных, план города Санкт-Петербурга 1908 года, план Москвы 1896 года и карта окрестностей Петербурга 1858 года!».

Я привел здесь эту выдержку из текста приговора П.В. специально, чтобы молодым сотрудникам СЭИ, не знавшим прежней жизни, стал бы понятней риск тех телефонных переговоров Льва Александровича в конце июня 41-го, предупредившего нас с мамой и родителей Екатерины Александровны, его жены, не возвращаться в Ленинград. Чтобы лучше закрепились в памяти и его мужество, любовь к родным и близким людям, о которых я здесь рассказывал.

Недоразумение с ученым вычислителем, конечно, тотчас выяснилось. Но, впрочем, и со мной была аналогичная история, когда однажды, приняв меня за родственника того же самого П.В. Мелентьева, попросили написать предисловие к книге его лагерных воспоминаний, получивших название «Энциклопедия выживания». Я, безусловно, сделал это, благодаря чему и познакомился более детально с жизнью и трагической судьбой этого человека уника.

Так что устным счетом Л.А. не занимался. И не это было важно и нужно для успеха его работы по созданию Восточно-Сибирского филиала Академии наук СССР в Иркутске. Богатства, величие и мощь нашей прекрасной великой родины, как и предвидел гениальный Михайло Ломоносов, должны и будут прирастать Сибирью. Нашей стране требовался тогда ученый крупный, масштабный, уверенный в себе и в своих силах, мыслящий оптимистически, по государственному, каким и был выдающийся российский ученый энергетик профессор Лев Александрович Мелентьев, человек из когорты созидателей и победителей.

---

Об авторе. В.В. Мелентьев – доктор физико-математических наук, профессор Санкт-Петербургского Государственного Университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП), ведущий научный сотрудник Международного Центра по окружающей среде и  дистанционному зондированию имени Нансена. Ученый с мировым  именем (internationally-known scientist) , специалист в области космического землеведения, спутниковой метеорологии и океанографии. Автор более 350 научных работ, включая ряд монографий, опубликованных за рубежом ведущими мировыми книгоиздательствами. Образование начинал в Ленинградском инженерно-экономическом институте, закончив два курса машиностроительного факультета, затем перешел в институт авиационного приборостроения, который закончил, получив специальность радиоинженера. Многие годы работал в отделе радиационных исследований Главной геофизической обсерватории им. А.И. Воейкова, где занимался проблемами мультиспектрального дистанционного зондирования системы «Земля-атмосфера». Являлся научным руководителем многих международных и национальных программ аэрокосмических исследований. Был одним из руководителей первого советско-американского эксперимента в области спутниковой метеорологии «Беринг». По диплому доктора наук имеет две ВАК’овские специальности – «океанология» и «радиофизика». Имеет 36 лет летного стажа. В последние годы активно сотрудничает с Полярным институтом рыбного хозяйства и океанографии им. Книповича в г. Мурманске (ПИНРО) и с Институтом ГИПРО Рыбфлот Минрыбхоза России. Член Совета по морским млекопитающим РФ, один из ведущих российских экспертов в области исследований ледовых форм морских млекопитающих и среды их обитания. В.В. Мелентьев – сын Владимира Александровича Мелентьева, младшего брата Л.А. Мелентьева.

---

<-- Предыдущая страница     |     Содержание     |     К другим публикациям -->